Год. Год. Невероятно, но уже год! Целый год!
Эти фразы заполонили все, они врываются в ленты социальных сетей, звучат во всех беседах со старыми знакомыми. Донецкие «отмечают» свои годовщины. Год вне дома.
Очень многие из нас уехали именно в июле 2014-го. Большинство — «на две недели». Вместо них мы прожили год, и примерно первую его половину жизнью назвать было сложно. Но сейчас, мысленно фиксируя свои печальные даты, мы что-то поменяли в привычном ходе мыслей. Годовщина отъезда для нас — не праздник (и никогда им не будет). Но, кажется, в эти дни, еще совсем недавно казавшиеся нам черными и страшными, мы больше не будем умирать.
Мы «приземлились». Жизнь в изгнании не требует особой практичности, и первое время мы жили в подвешенном состоянии, каждый раз немножко откладывая свое возвращение домой и каждый раз немножко оплакивая срыв очередной даты. Когда стало понятно, что возвращения пока не предвидится, мы поплакали еще раз, спустились с облаков и пошли работать. В конце концов, это единственное, что нам оставалось. Кто-то купил билет до Львова, в котором все равно хотелось побывать, кто-то наудачу пришел в какую-нибудь понравившуюся фирму, кто-то наизусть выучил, сколько шагов от дома до центра занятости… И вот первый поселился таки в любимом городе и открыл там свой маленький бизнес, второго вдруг взяли на работу без собеседования, а третий «дожал» работодателей и уже трудится на новом месте. Мы начали работать, чтобы выжить, — в первую очередь, не с материальной точки зрения, а с моральной. Нам нужно было отвлечься от тоски. Мы смогли.
Мы открылись. Наша жизнь в Донецке располагала нас к максимальной (простите) стабильности. Работа по трудовой книжке, полное соответствие труда полученной специальности, непременный стаж, мысли о пенсии в 25 лет. Шаг в сторону расценивается, как побег. Но вдруг мы были вырваны из этой стабильной (еще раз простите) почвы. Нам было довольно неприятно узнать, что в Киеве уже есть, кому варить кофе руководителям, а в Днепропетровске привычные нам офисные места уже заняты. Мы вначале расстроились, а потом открыли в себе скрытый ресурс беспечности. Ну да, мы теперь не инженеры, мы наливаем вам кофе на милой аллейке в парке. Мы больше не финансисты, мы создаем шикарные цветочные композиции. Мы перестали быть безликими ассистентами руководителя и стали шить платья. Все это не потому, что нас заставили. Донецкие нашли новых себя, потому что они этого хотели. Некоторые из «наших», правда, все еще жалуются, скулят и стенают, но это наша проблема. Рано или поздно мы и их вылечим. Когда в тебе открыт целый мир, возможны любые исцеления.
Мы выросли. На самом деле это далось после многих потерь. Мы ведь потеряли не только дом. Каждый потерял еще и кого-то близкого. Кто-то нас забыл, потому что не смог дальше общаться с нами, бандеровцами. Кто-то открыто нагрубил — по той же причине. А кто-то отвернулся, потому что мы, бандеровцы, вдруг сказали ему, бандеровцу, то, что ему не хотелось бы слышать. Мы вдруг оказались совсем не идеальными и для тех, кто нас любил раньше, и для тех, кто попытался нас полюбить сейчас. Нам даже намекали, что мы не очень-то достойны Украины. Нам стало очень обидно, но тут-то мы и повзрослели. Мы поняли, что все логично, это мир взрослых людей, и никто не будет любить нас просто за то, что мы есть. А что до Украины… Украина сама решит, достойны ли мы. И то, что она в большинстве своем остается с нами, — это лучшее, о чем мы могли думать. А неидеальность даже в чем-то перспективна.
Да, об Украине надо сказать отдельно. Мы, конечно, иногда получаем холодный душ. Вопросы пропусков, блокады оккупированных земель, отсутствие четкой политики по переселенцам и оставшимся в оккупации, все эти «самивиноваты» и «ненадобылопутиназвать» больно бьют по нам. Еще больнее по нам бьют те, кто просит побыстрее убраться в свой Даунбасс и жить там, не отсвечивая. Но мы знаем, что это — не вся Украина. Более того, это — не настоящая Украина. Так же, как те, кто остался в нашем городе и сейчас желает смерти детям укров и мечтает о бомбежках Киева, — это не настоящий Донбасс. Настоящая Украина — та, которая сдала нам квартиры, не глянув на страницу прописки, принесла вещи для нас и наших детей, взяла на работу, не спросив о прошлом опыте. Настоящий Донбасс — тот, который принял все это с благодарностью и сказал, что не предаст свою страну. И тут, и там есть своя шелуха, и скоро придет время избавляться от нее сообща. Мы — лучшие помощники в этом деле. Я же говорю: мы повзрослели.
Мы проснулись. Из нас испарился чумной местечковый патриотизм и полоумная гордость, «потому что мы — донецкие». Мы посмотрели в себя и нашли там осознанную и объективную любовь к своему краю (она не пройдет никогда), но разграничили ее со слепым поклонением и нелепым зазнайством. Также мы осознали в себе любовь к своей стране и поняли, что «донецкий патриотизм» и «украинский патриотизм» — это одно и то же. Донецк — это же Украина. Значит и нам не с руки разделять две любви. Она у нас теперь одна, и жить с этим легче.
Да, слово жить тут очень кстати подвернулось. Ведь мы выжили. Из несчастных донецких мы превратились в оптимистов. Вот тут у нас не было особого выбора. В какой-то момент мы почувствовали, что мы готовы жить. И жизнь не зависит больше от того, где она протекает. Главное — чтобы рядом были те, кого любишь. Кто-то не вернется домой никогда, потому что он уже обрел свой дом и свое место в других краях, кто-то съездит ненадолго, чтобы посмотреть на все это еще раз, а кто-то все же вернется навсегда. Но независимо от того, где мы будем, мы выживем. И уже сегодня — несмотря на то, что дома все еще беспросветно, — мы знаем, каким будет наш Донецк. Наш общий с вами Донецк. Потому что раз вы подарили нам свои города, мы взамен вернем вам лучшее, что у нас есть. Наш город.
Он…
…будет чист. Не физически (физически он и сейчас чист, потому что в нем всегда жили те, кто готов позаботиться о каждой розе), а атмосферно. Злоба и агрессия схлынут с его тротуаров стремительно и бесповоротно. Город очистится от этой скверны так, как будто никогда ею и не болел. Она сгинет, уничтоженная справедливостью, возвращающимся здравым смыслом, укрепляющимся миром. Помнится, в дни самых сильных стихий ливневая канализация донецких улиц не справлялась с потоками. Но в этот раз она выдержит.
…будет собой. За этот год мы часто, слишком часто слышали, что Донецк — урод. Нам показывали его лица, искаженные глупостью, давали читать его комментарии, искореженные ненавистью. По правде, мы и сами подмечали все это, но, как я уже сказала, мы быстро вспомнили, что это — не наш Донецк, не настоящий Донецк. Оскорбления, глумление, недалекость и дикость — не наш город, как бы сильно это не выпячивалось на первый план. Все это — даже не шрамы, а модные ныне временные татуировки. Они смоются так быстро, что не останется даже следов. И тогда Украина увидит настоящий Донецк. Мы вам его покажем. Это особый город. Великодушный и глубокий. Умный и верный. Добрый и щедрый. Тот, который мы знали. Сейчас мне часто говорят, что его уже не осталось, но я-то знаю, что это не так. Где-то есть та глубина, которой большинству не видно, и сейчас мы, донецкие, ищем мощный прожектор, чтобы ее подсветить. Мы найдем, не сомневайтесь.
…будет Украиной. В это, наверное, сейчас не верит и сам Донецк. Но мы, прожившие целый год между землей и небом, знаем: самая затяжная печаль все же заканчивается. И уже скоро мы все увидим, как неожиданно легко с нашего города свалится нелепая ослиная шкура, прикрывающая сейчас его плечи. Она слезет, чтобы обнажить платье цвета солнца — все будет так, как написано в сказке. И еще не факт, что после этого Донетчина не станет самым патриотичным регионом страны!
Впрочем, мы больше не стремимся быть «самыми». Нам не нужно быть первыми и «избранными». Мы проснулись не для этого. Хотя, вероятно, после победы именно мы останемся главным мотиватором для Украины. Не потому что мы рвемся на эту роль, а потому, что мы знаем, что такое ад. Мы побывали там (а некоторые еще остаются), мы одолели его в себе, и теперь мы будем делать все возможное, чтобы это не пришло к другим.
Все это звучит оптимистично, а оптимизм, увы, оправдывается не всегда. И некоторые из нас этого не разделят, некоторым все это еще предстоит пройти. Но те, кто живет без дома уже целый год, знают это точно. Правда, мы знаем также, что помимо радостей нас еще ожидают слезы невероятной силы. Это будет в день нашего возвращения. Мы начнем плакать, очень сильно плакать примерно в километре от того места, где стоит белый дорожный знак с надписью «ДОНЕЦЬК».
В этот день будьте рядом с нами. Пожалуйста, просто будьте рядом.