Да, я помню. Без крика, без свиста, без радостного восклицания, без обматывания ленточками, флажками. Я просто помню.
Я не помню победу. А разве была она, победа? Разве можно считать победой миллионы человеческих жертв? Разве можно считать победой искалеченные судьбы и больное страхом поколение?
Еще в юности я видел стариков в столовых: детей войны, «блокадников». Я видел, как они прятали в рукава хлеб… Украдкой, чтобы никто, не приведи Господь, не увидел. Даже через 60 лет они боялись. Боялись потерять этот несчастный кусок хлеба. Разве это победа?
Да не бывает в войне победителей. В войне есть только проигравшие. Смерть — это всегда поражение.
Нет, я не видел этого ужаса, не чувствовал страха, голода. Но я помню о конце войны. Именно так я называю этот день. Конец боли, страданий, лишений и потерь. Я не могу радоваться в этот день. Радость и ликование выглядят для меня как-то пошло и грязно.
Из воспоминаний детей войны:
«Женщина утопила в болоте свою пятилетнюю дочь… Потому что та все время просила кушать. Я слышал, как девочка умоляла маму не делать этого и обещала больше никогда не просить, ничего…».
«Из всей нашей густонаселенной коммуналки, в блокаду осталось только трое — я, мама и Варвара Ивановна. Когда наступили самые тяжелые времена, у нее от голода помутился рассудок. Каждый вечер она караулила маму с работы на общей кухне. „Зиночка, — спрашивала она ее, — наверное мясо у ребеночка вкусное, а косточки сладенькие?“. Мама, уходя на работу, запирала дверь на все замки и говорила: „Люся, не смей открывать Варваре Ивановне! Чтобы она тебе ни обещала!“».
Таких историй тысячи. Я не думаю, что эти люди радовались и ликовали по поводу окончания войны. Я думаю, мать, вынужденная убить своего ребенка, выношенного под сердцем, дабы избавить от страданий, уже никак не воспринимала конец войны. Я думаю, плач ее чада эхом отражался у нее в голове до конца ее дней.
Я как-то встретил настоящего ветерана. Не этих увешанных погремушками штабных клоунов, а бойца. Он не любил говорить о войне. Слишком больно было вспоминать, как он тащил на себе половину товарища, разорванного снарядом. Очень больно было ему вспоминать, как в окружении из-за голода у солдат возникали мысли съесть раненного. Однажды, все-таки рассказав нам пару фронтовых историй, он сказал: «Ребята, мне до сих пор очень страшно». И заплакал.
Я помню. Я просто помню этот день. Когда я представляю себе войну, я не вижу пушки, снаряды или марширующих солдат. Я вижу тысячи стоящих передо мной детей, стариков, женщин. Они все — опухшие от голода, в грязном, рваном тряпье, замученные в концлагерях. Они просто смотрят на меня. Но их немой укор отпечатывается в моем сердце. Им не нужна «победа». Им важно, чтобы мы помнили и никогда не забывали. Чтобы мы не совершали больше тех ошибок. Чтобы никогда это не повторилось.
Не стоит напиваться, не стоит досыта набивать свой живот, не стоит пускаться в пляс. Не надо всего этого.
Купите цветы, купите сладости, идите к старикам, ветеранам или детям войны. Идите, обнимите их и скажите: «Спасибо, что выжил».
Это главная награда, это главная победа в войне — жизнь.
71-й май
Пытаюсь взлететь, но крылья опалены,
Хочу я подняться, но руки закованы.
Прибит я к земле и душа моя распята,
Иссечено тело, забвением проклято.
Я ангел войны той, я память забытая,
Измазана кровью и в землю зарыта.
Меня предавали вы, меня убивали,
Я ангел растерзанный, меня вы не знали.
Не смейте кричать, веселиться не смейте.
В тот день, в кой победой вы бредите.
Не смейте катить свой металл на плацы,
Вы горя не знаете, беды вы не ведали.
Не вам говорить о победе, отродия лукавые.
Не вас жег огонь. В мягком кресле вы бравые.
Не вас пожирали чудовища серные,
Вы не задыхались от слез, о, неверные.
Я ангел войны той, держал на руках,
Детей убиенных, невинных, которых забыли.
Я плач материнский несу сквозь века.
Тех матерей, что младенцев топили.
Топили не в силах, кормить иль нести.
Топили, душили, терзали.
Топили, чтоб жизнь вашу, вам обрести.
Погибли они. Тогда все умирали.
Не смейте, не смейте, не смейте!
Своими ногами, их память топтать.
Я вас заклинаю, не смейте,
Надменно и радостно, в этот день ликовать.
Сей день, день печали, день скорби,
Я их всех собираю тогда.
И смотрят на вас исподлобья,
Глаза тех детей. Нет-нет, не простят. Никогда.
07.05.2016.