«Мы выбрались из ада!»: рассказала о зверстах и убийствах украинка, вырвавшаяся из оккупации в Херсонской области.
Два месяца она жили в постоянном страхе за свою жизнь и жизнь своих близких.
В начале полномасштабного вторжения русских, женщина с семьей сбежали из оккупированного Херсона. Интервью с жительницей Херсона опубликовало издание Бигус.
«Мы поехали в Ивановку, это село в Высокопольском районе. Думали, что россиян здесь не будет — они же Херсон пытались захватить», — говорит она.
Однако, в середине марта колонна российской военной техники зашла в ту же деревню.
«Россияне выгоняли всех, кто спрятался во дворе, если люди не хотели вылезать из укрытий, военные бросали туда гранаты. Медицинскую помощь, конечно, никто не оказывал», — вспоминает Анастасия.
После того, как жители собрались во дворе, их перечисляли, а на заборе писали, сколько людей живет в доме: отдельно мужчин, женщин, детей.
Мужчин раздевали, проверяли наличие татуировок, если не находили, проводили беседу и отпускали. Однако если им что-то не нравилось, забирали и могли продержать несколько часов или дней.
«Мого мужа забрали, потому что он был в лыжных брюках теплых, они не военные, но камуфлированные. Продержали около двух часов и отпустили», — рассказывает женщина.
После того, как военную технику оккупантов уничтожили ВСУ, они начали мародерить: грабили магазины, пьянствовали, забирали у людей телефоны и автомобили. Заходили в дома, из которых выехали люди, и крушили все, что видели.
В общем, как вспоминает женщина, россияне почти постоянно были под хмельком.
«Мы — я, сестра мужа и ее 14-летняя дочь — не выходили со двора, потому что боялись. Мы слышали, что они в соседнем селе ходили по домам и искали молодых девушек. 40-летние женщины были им неинтересны. Мы постоянно прятались», — вспоминает женщина.
Пятилетний сын Анастасии спал в подвале каждую ночь, в течение месяца
Практически все время в оккупации люди жили без света, газа и воды. Но, как говорит Анастасия, к этому можно привыкнуть. Тяжелее всего воспринималось отсутствие связи.
Каждый вечер ложась спать, местные жители не знали, проснутся ли утром, не вытащат ли из постели пьяные россияне или не изнасилуют. И так в течение двух месяцев.
В огороде одного из домов люди обнаружили труп молодого расстрелянного парня. Почему его убили — неизвестно.
Когда собрались выезжать, «зеленый коридор» российские военные не дали, к тому же тогда не пускали ехать машиной. Так что эвакуироваться женщинам с тремя детьми пришлось пешком.
Мы шли в соседнее село по полям, тогда еще дождь прошел и земля была мокрой. Уходить реально было очень тяжело, а преодолевать пришлось 8−10 километров. Мосты взорвали, так что реку пришлось переходить по газовой трубе», — вспоминает свой путь к безопасности женщина.
В деревне их ждал знакомый с авто, который их и отвез их в безопасное место. Другие люди садились в тракторный прицеп, или, если мест не хватало, так и шли пешком дальше.
Первыми словами Анастасии, когда они оказались в опасности были: «Мы вырвались из ада!».
Ее муж остался в оккупации, через две недели после того, как Анастасия с родными вырвались из оккупации, его задержали и увезли в неизвестном направлении:
«К поиску Валентина мы подключили много людей, ходили в комендатурту Херсона, Каховки, Новой Каховки, сделали тысячу звонков и сообщений, но результата нет».
Через две недели после того, как Анастасия с родными вырвались из оккупации, ее мужа Валентина задержали и увезли в неизвестном направлении:
«К поиску Валентина мы подключили много людей, ходили в комендатурту Херсона, Каховки, Новой Каховки, сделали тысячу звонков и сообщений, но результата нет».
«Они убивали людей, убили отца и брата моего одноклассника, которые не хотели отдавать дом. Одноклассника забрали в плен. Били, издевались, но причину задержки не объясняли. Держали два дня, потом отпустили», — говорит девушка.
Уже во время оккупации, по словам девушки, люди за домом культуры обнаружили яму, в которой находились около 25 трупов местных мужчин.
«Это страшное, что они делают, они безпринципны и безнравственны», — говорит девушка.
Новости по теме
