Profile picture for user Анна Хрипункова
Анна Хрипункова
22.11.2018
2556

Мы не сделали ничего. Мы сделали все

Это мы виноваты. Так нам говорят до сих пор.

Мы не были активны. Мы не противостояли агрессии. Мы не остановили танки. Из-за нас началась война.

Да, мы, обычные граждане обычного города, и правда не сделали ничего. 5 лет назад, 21 ноября 2013 года, мы (почти все мы) медленно жили свою жизнь, ходили на работу, наблюдали за снегами, ждали рождения детей. Мы жили в нашей плотной и вязкой среде обитания сферического Донецка в вакууме, и мы не собирались дальше магазина «Молочна хата» в обеденный перерыв. Кажется, 21 ноября 2013 года мы еще не особенно осознавали, в какой стране мы живем. Знали, да, но осознавать… нет, не осознавали.

Потом случился кошмар 30 ноября, первые горящие шины, первый протест, уже не первая ложь с экранов… Наша вязкая среда обитания хоть и оставалась плотной, колыхалась, взрезалась ножом, плавилась… И вот тогда мы сделали невозможное для себя.

Мы шевельнулись.

митинг

Конечно, в тот момент надо было уже поджигать коктейль Молотова, а не медленно дрожать ресницами. Но суть в том, что мы шевельнулись в среде, которая не располагала к шевелению. Наши ноги еще были привязаны к батарее, руки — прикованы к полотенцесушителю, голова — зафиксирована тисками. Во рту еще ощущался вкус грязной тряпки, которой его заткнули. Но мы открыли глаза.

Через несколько дней мы освободим вначале руки — их выкрутят на первом же митинге, на который мы неловко придем. Потом освободим и ноги — ими будем бежать по дворам, чтобы получить удар ломом в спину, а не в живот. Выплюнем грязную тряпку кляпа и тут же получим в зубы. Надо было быстрее прозревать, согласна. Может, нас бы это спасло. А может и нет.

Надо было быстрее просыпаться — тоже соглашусь. Тогда, возможно, нам не пришлось бы жалобно петь гимн в ответ на побои, — мы бы уже полностью сбросили с себя наваждение и смогли бы дать сдачи. Может быть, мы смогли бы не плакать, а драться, не пугаться, а бить первыми. Но в истории не бывает категории «а если бы», а то была наша история.

митинг

Наш собственный путь потерь.

Мы еще должны были состояться. Нас еще должно было перелопатить чувство осознания страны (я не говорю даже про любовь — это будет потом!). Нас должно было оглушить гигантским флагом, который развернулся над нашими головами на площади под градом побоев. Нас должно было протащить по всему этому маршруту — ненависть, преследования, издевательства, оскорбления, потеря дома, посттравматический синдром, необъяснимая агрессия, хронические болезни, легкая неадекватность навсегда.

Да, мы не сделали ничего — мы поздно просыпались.

Но мы сделали все, чтобы все-таки проснуться. Мы сделали все, чтобы сдать экзамен, не проходя урока. Чтобы вырулить, не зная, где педаль тормоза. Там, где глаза открываются естественным способом, мы разрывали веки пальцами.

Мы вышли на улицу, когда чувство самосохранения, здравый смысл и должностная инструкция говорили: «Сиди дома!». Мы показали лица, когда чувство опасности кричало: «Беги!». Мы сказали, за кого мы, когда все чувства молчали, кроме чувства боли… где-то в затылке… там, куда попал первый камень.

Мы не были на это способны. Было поздно. Нашего мнения никто не спросил. Нам никто не помог. Но мы не хотели назад — в нашу плотную и вязкую среду обитания, где уютно, зарплата маленькая, но стабильная, а после митингов, на которые нельзя не прийти, кормят бутербродами.

Есть ли причина нас обвинять? Вероятно. Но даже перегрызание руки, попавшей в капкан, требует как минимум пары часов. У нас не было этого времени.

Поэтому мы вышли, волоча свои капканы с собой. Мы отгрызли себе руки, но значительно позже — когда уже пора было бы отращивать новые, чтобы держать ими небо над своей землей. С этим мы опоздали, но мало кто догадывается, что тогда мы сделали свой максимум — мы вышли из своих нор.

митинг

Мы получили за это счета. Упали в обморок. Очнулись. Получили в зубы. Снова упали. И снова встали. И потом еще падали много раз, и столько же раз вставали.

И вот мы оглядываемся на эти беспросветные годы в изумлении и ужасе. Потому что мы (наверное) в чем-то виноваты, и (возможно) должны были делать больше. Но при этом мы (совершенно точно) сделали все, чтобы через пять лет выбраться из нашего привычного студня. И вот мы с удивлением смотрим раскрывшимся на всю ширину глазами в прозрачный ноябрьский воздух и вдруг видим странное и дерзкое.

Наши глаза теперь все время открыты, мы больше никогда не спим — разбудим, если что. Мы знаем, каким маршрутом бежать от преследователей. Но еще лучше мы знаем, как все-таки дать им сдачи.

Мы не сделали ничего. Тогда. Но мы сделали невозможное. Потом. Мы выучили наши уроки. И то ли небо над нашей землей стало чуточку ниже, и его теперь удобнее держать…

То ли новые руки у нас все-таки отросли.